На этот раз я пришел раньше и успел даже получить свой заказ, и лишь потом появился «радист». Не успев усесться, сказал:
— У человеческих анклавов возле Москвы есть общая справочная по выжившим. Не по всем анклавам, лишь по самым основным и организованным, но все же есть.
— И что? — наклонился к нему я.
— Они не дают никакой информации без опознания, — ответил он, придвигая ко мне уже привычный блокнот. — Напиши сюда пару каких-нибудь вещей, по которым твои смогут определить, что ты — это именно ты.
— Вот как, — вздохнул я, чувствуя, как задрожали руки.
Не пойму, что это на меня накатило. Боюсь? Просто волнуюсь? Да ведь понятное дело, что все у них должно быть нормально, они пережили самый страшный момент общей паники, они были вооружены, Я ведь просто уверен в том, что у них все хорошо, настолько, насколько может быть хорошо в данных обстоятельствах, и все равно вот так накатило — мороз по спине и лицо онемевшее.
— Ты в порядке? — спросил Корне.
— Да, все хорошо, — кивнул я, с силой потерев лицо ладонями и ощущая, как возвращается чувствительность. — Давай напишу.
Задумался. Потом быстро написал: «Мне должны были оставить указание о том, куда переехали, на цоколе беседки во дворе и в техническом помещении бассейна, на стене. Краской».
Так, это первое, что на ум пришло. А если кто-то хочет их отыскать с дурными намерениями и забрался в дом? И все нашел? Маловато будет. Так, что еще?
Вдруг затруднился с идеями. Волнуюсь, что ли? О чем-то не хочется посторонним сообщать, что-то глупым кажется, о чем-то даже беспокоишься, вдруг Маша забыла? Почесал в затылке, вздохнул, приписал в блокнот: «В момент, когда родился Сашка, в роддоме погас свет». Достаточно, случайные люди об этом знать не должны, как мне кажется. Или пусть сами что-нибудь спросят, если получится связь установить.
Вернул блокнот «радисту». Тот проглядел записи, кивнул:
— Вроде нормально. Так во многих местах делают, кстати, не удивляйся.
— Да я и не удивляюсь.
— Тогда вечером общение продолжим, здесь же. Годится?
— Вполне.
— Тогда с тебя пиво, — сказал Корне.
— А оплата когда?
— Когда точно будет результат известен, на сколько я наработал, — усмехнулся он.
А что, все верно. На выходе из бара столкнулся с Вимом. Поздоровались, даже обрадовались. Он, как вежливый человек, поинтересовался судьбой премии, получил ли я ее? Уверил, что получил и даже пригласил его и остальных их группы это дело отметить. В благодарность, ежу ведь понятно, что Вим это дело «пролоббировал».
— А с албанцами что стало? — полюбопытствовал я.
— Каналы копать отправили, пожизненно, — ответил ротмистр. — Нужно много копать, каналы — безопасность.
— Еще вопрос: ты про то, что в…, — я заглянул в бумажку чтобы вспомнить название, — … в Виссингене делают из грузовиков бронемашины, ты слыхал?
— Конечно, — кивнул он. — Даже мы у них две рейдовых машины заказали, так, чтобы люди в них еще и жить могли. Как эти, знаешь, туристические кемперы, — он даже изобразил что-то руками, видимо полагая, что так я могу не понять.
— Знаю, — подтвердил я. — Мне такое и надо.
— Свою пожарную хочешь переделать? — сразу понял он о чем речь.
— Ну да.
— А что, хорошая мысль. Только это здорово дорого, ты в курсе?
— Это почему, кстати? — уточнил я.
— Потому что у них запас хорошей стали ограничен. Она ведь на какой-то военный заказ была предназначена, а теперь идет на машины. Если хочешь сделать себе такой фургон — поторопись.
— Мне до той фермы, где мы с вами сидели, доехать надо, — напомнил я. — Один я остался.
Вим почесал в затылке, хмыкнул и сказал:
— Ты ставишь пиво, я везу тебя туда. На твоей машине. Время у меня есть. Договорились?
— Договорились.
— Мария Александровна, разрешите? — заглянул в учительскую совсем молодой солдатик в наглаженном камуфляже.
— Да?
Имени солдата она не знала, но видела его регулярно, разъезжающим по территории анклава на громко тарахтящем кроссовом мотоцикле. Еще она заметила, что он постоянно заглядывался на нее, когда видел, и один раз это чуть не привело к аварии, он лишь чудом в последний момент успел отвернуть от фонарного столба.
— У меня для вас конверт, — сказал посыльный, заходя в комнату. — Не думал, что вас здесь застану, собирался уже домой к вам ехать.
— Да, я задержалась, самая последняя сегодня, — ответила она машинально и вдруг сообразила, что солдат привез ей пакет: — От кого? — удивилась Маша, которой никто никаких писем и конвертов пока не присылал, по крайней мере, с начала Катастрофы.
— С узла связи, — ответил солдат и протянул ей серый запечатанный конверт. — Приказано дождаться ответа.
— Хорошо, — кивнула она. — Садитесь вон на диван… чаю хотите?
— Если не трудно.
— А что трудного?
Она налила в электрочайник воды из графина и включила его. Электричество в «Пламени» было, от какой-то хитрой маленькой электростанции, спешно возведенной на дальней окраине анклава, возле которой возвышалась немалого размера гора угля.
— Вон оттуда, с полки, чашку берите, — сказала Маша, вскрывая конверт.
«Уважаемая Мария Александровна. Из центральной диспетчерской по поиску людей поступил запрос от находящегося в Нидерландах, в городе Мюйдене, Мельникова Андрея Владимировича на ваш розыск. В качестве подтверждения своей идентичности он сообщил: 1. Перед переездом из своего дома вы должны были оставить свой новый адрес написанным краской на цоколе беседки во дворе…»